Ловушка для Солнца

Каковы перспективы термоядерной энергетики и насколько нуждается в ней человечество? Когда будет построен термоядерный реактор и появится ли наконец у человечества неиссякаемый источник энергии? Об этом и многом другом рассказывает доктор физико- математических наук Виктор Игоревич Ильгисонис, начальник лаборатории физики неравновесной плазмы Института физики токамаков НИЦ «Курчатовский институт»

Дело случая

История развития управляемого термоядерного синтеза (УТС) в России и в СССР началась... случайно. В 1950 г. никому не известный сержант Советской Армии Олег Лаврентьев, проходивший службу на Сахалине, на­правил в Центральный комитет ВКП(б) письмо, содер­жащее предложение по электростатическому удержа­нию ядер дейтерия сферическими сетками под отрица­тельным и положительным потенциалом. Талантливый юноша даже не успел окончить школу, уйдя доброволь­цем на фронт. Письмо попало к А.Д. Сахарову, который обсудил эту проблему со своим учителем И.Е. Таммом. (термоядерные реакции были открыты еще в 1920-х гг., а сам термин предложен членом-корреспондентом Ака­демии наук СССР Георгием Гамовым).

Письмо Олега Лаврентьева послужило катализатором рождения советской программы исследований по управ­ляемому термоядерному синтезу: хотя недостатки его предложения были вполне очевидны, Тамм и Сахаров начали с энтузиазмом развивать идею и вскоре поня­ли, что можно создать принципиально новое устрой­ство — магнитный термоядерный реактор. В качестве его основы учеными была предложена концепция зам­кнутой магнитной ловушки, впоследствии получившей название «токамак» (ТОроидальная КАмера с МАгнитными Катушками). Токамак— это тороидальная систе­ма, предназначенная для создания и удержания высоко­температурной плазмы. Слово впоследствии стало меж­дународным неологизмом, как и русское слово «спутник». Сам Игорь Васильевич Курчатов горячо поддержал идею исследований по управляемому термоядерному синтезу. Со свойственными ему энергией и целеустремленностью он привлек к этой работе крупных советских физиков.

5 мая 1951 г. вышло Постановление Совета Министров СССР, подписанное И.В. Сталиным, положившее нача­ло первой в мире государственной программе термоядер­ных исследований. Работы эти были начаты в Лабора­тории измерительных приборов АН СССР (так в то вре­мя назывался нынешний НИЦ «Курчатовский институт») под личным руководством И.В. Курчатова. Последую­щие отечественные достижения в области УТС по пра­ву связывают и с именами других великих курчатовцев— Л.A. Арцимовича, М.А. Леонтовича, Е.П. Велихо­ва. Б.Б. Кадомцева. В.Д. Шафранова

—  История отечественного термояда и токамакостроения в значительной степени развивалась на террито­рии Курчатовского центра, — рассказывает В.И. Ильгисонис. — Первый токамак был создан в 1955 г. Установка называлась ТМП (тор с магнитным полем). Хотя в нашем нынешнем понимании это был лишь прообраз токамака. А уже настоящий— из нержавеющей стали— токамак Т-1 был создан в 1958 г. под руководством наших ученых Н.А. Явлинского и И.Н. Головина.

Апофеозом начальной стадии развития токамаков стало событие, произошедшее в 1968 г. на международ­ной конференции МАГАТЭ в Новосибирске. Там были до­ложены результаты исследований, полученные на кур­чатовском токамакеТ-3, а именно продемонстрированы удивительно высокая по тем временам температу­ра электронов— на уровне 1 кэВ, что составляет более 10 млн °С, — и относительно длительное время удержа­ния плазмы, значительно превосходившие значения этих параметров, достигнутые на других магнитных ло­вушках. Это была настоящая сенсация в научном мире. После этого в Москву, в Курчатовский институт приеха­ли английские физики со своей измерительной аппара­турой. Они не только подтвердили данные наших экс­периментов, но и зафиксировали более высокую тем­пературу плазмы, чем та, что была осторожно указана в докладе.

Нашествие токамаков

—  Не верится, что исследования по термояду не были засекречены и ученые могли спокойно обменивать­ся данными.

—  В первой половине 1950-х гг. эти исследования раз­вивались как секретные и в Советском Союзе, и в дру­гих странах. Но в 1956 г. по инициативе Курчатова было принято решение эти работы рассекретить. Он первый понял, что исследования такого масштаба не под силу одной стране: они наукоемкие, дорогие, для их развития требуются огромные коллективы сильных ученых и ин­женеров. В его знаменитом выступлении в Британском ядерном центре в Харуэлле впервые прозвучал призыв к рассекречиванию работ и международному сотруд­ничеству в сфере исследований термоядерного синте­за. Курчатов подал пример, рассказав об исследовани­ях по управляемому термоядерному синтезу, ведущих­ся в СССР: все-таки мы в то время во многом лидировали в этой сфере. Поэтому с 1956 г. публикации о термоядер­ных исследованиях были открыты, началось между­народное сотрудничество в этой области, и визит ино­странцев в Москву в 1968 г. был одним из самых первых, когда представители другого государства посетили «за­крытый» институт. Это произвело фурор во всем мире.

После этого началось шествие токамаков по всему миру — от США до Европы и Японии. В конце XX в. в токамакостроение активно включились страны Юго-Восточной Азии и ряд других стран. Всего в мире было со­оружено более сотни установок типа токамак, это устройство стало главным в исследованиях высокотем­пературной плазмы во всех термоядерных лаборатори­ях мира.

—  А что происходило в этой области у нас в стране?

—  В нашей стране, в Курчатовском институте была создана установка Т-10, которая в 1970-е гг. была са­мой крупной в мире. Немного позже, в 1979 г.. у нас по­явилась установка Т-7 — первый сверхпроводящий то­камак, на котором была еще применена система так на­зываемого неиндукционного поддержания тока. Дело в том, что ток в токамаке необходим для создания и на­грева плазмы, но это же оказывается и основным не­достатком. С прекращением протекания тока исчеза­ет и плазма, поэтому классический токамак не может работать непрерывно. Однако физики придумали, что ток можно поддерживать не только с помощью обычного

трансформатора, но и специальными — неиндукцион­ными методами: например, инжектировать в плазму пучки быстрых нейтральных атомов, направленно вво­дить электромагнитные волны.

Стоит отметить, что установка Т-10 успешно работа­ет до сих пор. Ее отличительной чертой была и остает­ся организация мощного нагрева электронного компо­нента плазмы с помощью сверхвысокочастотных элек­тромагнитных волн. В нашей стране были изобретены специальные приборы — гиротроны, с помощью которых и удалось достичь температуры на уровне 100 млн °С. Это тоже стало мировым рекордом.

И, наконец, в 1988 г. был запущен сверхпроводящий токамак Т-15 — уже на новом передовом сверхпроводни­ке из сплава ниобия и олова.

—  Когда был сделан шаг от исследований по УТС не­посредственно к термоядерной энергетике?

—  Благодаря исследованиям, проводимым на токамаках, уже в середине 1980-х гг. был сделан (в основном усилиями академика Б.Б. Кадомцева) вывод о том, что на современном уровне развития УТС и понимания про­исходящих в плазме процессов можно достичь термо­ядерных параметров и, следовательно, начать переход к формированию основ термоядерной энергетики. Этот очень важный вывод был воспринят мировым научным сообществом не сразу. Экспериментальные и теоретиче­ские доказательства этого постулата послужили новым толчком для продолжения и развития термоядерных ис­следований во всем мире. Были придуманы способы до­полнительного нагрева и поддержания плазмы. Кроме того, токамак получил новый, принципиально важный для будущего термоядерного реактора элемент — дивер- тор. Это устройство ограждает стенки вакуумной каме­ры от локального перегрева, позволяет лучше контроли­ровать потоки частиц и энергии из плазмы и уменьшить поступление примесей в плазму.

В 1990-е гг. было экспериментально открыто явление улучшенного удержания самоорганизующейся плазмы, которое с еще большим основанием позволило рассчи­тывать на переход к термоядерным параметрам.

Процессы самоорганизации происходят не только в плазме — это крайне интересное явление, теория ко­торого весьма сложна, можно сказать, одно из передо­вых теоретических построений в современной физике. Но в плазме самоорганизация проявляется «живьем», и с помощью токамака мы можем ее изучать и контро­лировать.

В настоящее время тематика исследований в обла­сти УТС разнообразна. Магнитное удержание плазмы реализуется в основном натокамаках. которые нахо­дятся в Курчатовском институте, вТРИНИТИ, в Санкт- Петербургском физико-техническом институте им. Иоффе. Токамаки — наиболее продвинутая система для осуществления управляемого термоядерного синтеза, но существуют другие типы магнитных ловушек, на­пример стелларагор. Это тоже замкнутая магнитная ло­вушка для удержания плазмы, но в отличие от токамака полоидальное магнитное поле, образующее магнитные поверхности, создается в стеллараторе с помощью внеш­них витков, а не током, протекающим по плазме. Это американское изобретение, в нашей стране стеллара- торами продолжают заниматься в Институте общей фи­зики им. Прохорова РАН, а в Институте ядерной физики в Новосибирске еще остались открытые ловушки — они имеют свои перспективы и преимущества.

Стройка века

—  Почему термоядерщики утверждают, что ITER — стройка века? Ведь есть, например, Большой адрон­ный коллайдер в CERN— крупный международный научный проект, другие мегаустановки?

—  ITER— безусловно стройка века. т.к. человечество опробует абсолютно новый эксперимент. Это не просто кооперация ученых разных стран, а шаг вперед всей на­шей цивилизации. Никогда еще человечество не стро­ило установок такого высочайшего уровня сложности с таким объемом финансовых затрат. Это гигант вы­сотой около 30 м, весящий 23 тыс. т, с объемом плазмы 840 куб. м (при максимальных 100 на сегодня). И самое главное — 150 млн °С в непрерывном режиме горения.

Коллайдер, конечно, колоссальная установка, но она технологически и конструктивно проще токамака ITER. Хотелось бы особо подчеркнуть заслугу нашей страны в создании ITER. В основе его — тот самый токамак, идея которого была предложена и воплощена впервые в мире в Курчатовском институте. Идея создания международ­ного экспериментального термоядерного реактора была выдвинута академиком Е.П. Велиховым, президентом НИЦ «Курчатовский институт», еще в 1980-е гг. Ему уда­лось убедить руководство страны в необходимости наше­го участия в создании крупной международной термо­ядерной установки. Примерно с 1988 г. концепция ITER развивалась в содружестве четырех участников — Рос­сии, США. Евросоюза, Японии. После окончания кро­потливых исследований и проектных работ начались строительные работы в Кадараше во Франции. Сегод­ня в проекте задействованы уже семь стран: к первым участникам присоединились КНР, Южная Корея и Ин­дия. Проектные значения параметров ITER значительно превосходят уже достигнутые на современных установ­ках, причем каждая из многочисленных систем установ­ки уникальна по масштабам и сложности производства. Это относится к тритиевому комплексу, предназначен­ному для подпитки плазмы топливом, к криогенной си­стеме, необходимой для охлаждения сверхпроводящих катушек магнитной системы ITER. к самим катушкам, к конструкции элементов дивертора. Специально соз­даны сложнейшие программные комплексы для рас­чета конструкции и режимов работы будущей установ­ки, сконструирован манипулятор с удаленной системой управления, способный с точностью до миллиметра об­ращаться с любыми компонентами ITER.

Аналога такого проекта до сих пор в научном мире не было. Все существующие установки, даже большего масштаба (например, атомные станции), идеологически и конструктивно несравненно проще.

—  То есть ITER будет производить термоядерную энергию и станет тем самым неиссякаемым источ­ником энергии?

—  Не совсем так. ITER — это еще не реактор в общепри­нятом понимании. Безусловно, он будет производить термоядерную энергию, но не в промышленном объеме, а установка следующего за ITER поколения— DEMO — уже должна будет демонстрировать возможность про­мышленного производства электроэнергии. Концепция этой установки серьезно обсуждается уже в настоящее время вплоть до инженерных деталей. Предполагает­ся, что она будет еще больше по масштабам, чем ITER: например, ее термоядерная мощность составит 2-4 ГВт против 500 МВт у ITER. Но при этом термоядерные уста­новки довольно компактны — по размерам они не боль­ше, чем стандартная АЭС.

С помощью ITER также предстоит решить проблему выбора материалов для термоядерного реактора. Нагруз­ки на материалы, из которых изготовлен термоядерный реактор, настолько высоки и не сопоставимы с имею­щимся у нас сегодня, что пока мы не можем с уверенно­стью сказать, какие именно материалы будут соответ­ствовать техническим условиям, заложенным в проект ITER, и гарантированно будут в нем работать.

—  Каков предполагаемый срок службы ITER? Боль­ше, чем, например, у АЭС?

—  Прогнозируемый срок эксплуатации ITER— 25 лет. Предполагается, что за это время все знания, кото­рые мы планируем получить, будут освоены учеными, и дальше либо состоится переход к машине следующе­го поколения (например. DEMO), либо появится что-то принципиально новое.

Триумф российских технологий

—  Безусловно, особую гордость представляет тот факт, что сама система токамак, лежащая в основе ITER, была предложена российскими специалистами в стенах Курчатовского института. Однако, помимо прошлых заслуг, какую роль в настоящее время игра­ет Россия в этом глобальном проекте?

—  Роль России значительна. Будучи полноправным участником проекта, наша страна вносит 9% стоимо­сти сооружения ITER в виде высокотехнологичного обо­рудования. Для выполнения обязательств РФ в рамках проекта задействовано около 30 научных и производ­ственных организаций и предприятий. Курчатовский институт в значительной степени координирует их де­ятельность в грандиозном мегапроекте. Это касается и разработки магнитной системы, производства сверх­проводников для магнитной системы ITER.

Производство для ITER чрезвычайно сложное. Продук­ция должна пройти самый тщательный контроль каче­ства по стандартам, которые выше типовых, применя­емых сегодня в европейской и американской промыш­ленности. Поэтому, приняв участие в проекте ITER, мы, помимо прочего, создаем уникальную технологическую базу для нашей промышленности. В частности, это про­изводство не имеющих аналогов сверхпроводников на Чепецком механическом заводе в Глазове. Сверхпрово­дники для ITER представляют собой сложнейшее кабель­ное изделие, сплетенное из отдельных проволок диаме­тром менее 1 мм, каждая из которых содержит несколько тысяч тончайших (3-7 мкм) сверхпроводящих волокон. Для сравнения, толщина человеческого волоса составля­ет от 40 до 110 мкм. Другим примером может служить ги­ротрон — российское изобретение, разработанное в Ниж­нем Новгороде в Институте прикладной физики РАН и на научно-производственном предприятии «Гиком».

Однако мало создать высокотехнологичное производ­ство. необходимо организовать испытания наукоемких изделий, особенно уникальных. Такими испытаниями занимаются в НИЦ «Курчатовский институт», потому что здесь есть специальное оборудование, в том числе плаз­менные установки. В создании закрепленных за РФ си­стем для диагностического комплекса Курчатовский институт, например, разрабатывает диагностику спек­трометрии линий изотопов водорода и осуществляет на­учный контроль изготовления соответствующих элемен­тов для ITER.

—  Каково современное состояние фундаменталь­ных и прикладных исследований в области УТС? Что наиболее актуально? Какие открытия сделаны, ка­кие технологии появились? Как вообще изменилась физика с появлением токамаков?

—  Термоядерные исследования ведутся уже много лет. Интересно, что побочным, если так можно выразиться, продуктом термоядерных исследований стали много­численные плазменные технологии, которые уже наш­ли свое применение в промышленности. Это, например, мощные генераторы электромагнитного излучения, раз­личные плазмотроны, которые применяются не только для заполнения плазмой магнитных ловушек, но и в раз­нообразных технологических целях.

Например, плазменный скальпель, который в насто­ящее время считается одним из лучших инструментов в хирургии, — это побочный продукт термоядерных ис­следований. Поток плазмы в нем очень тонкий, он ав­томатически заваривает кровеносные сосуды, и опера­ция проходит практически бескровно. Или плазменный ускоритель — устройство, которое способно выбрасывать из себя мощный поток плазмы, в отличие от токамака, где плазма удерживается в замкнутом пространстве. Идея этого устройства принадлежит ученому из Курча­товского института Алексею Ивановичу Морозову, кото­рый считал, что плазмой из такого ускорителя можно бу­дет наполнять объем термоядерного реактора, упрощая тем самым процесс создания и первоначального нагре­ва плазмы.

Помимо крупных устройств были созданы и относи­тельно миниатюрные. Например, все тем же Морозовым изобретен стационарный плазменный двигатель (СПД). И это пример того, как чистая идея, не имевшая анало­гов, была реализована и освоена космической промыш­ленностью. Сейчас такие СПД выпускают серийно в про­изводственном объединении, их ставят на многие наши космические аппараты, и именно двигатель такого рода, возможно, будет установлен в аппарате, который отпра­вится на Марс. Чтобы вы оценили масштаб этого дости­жения и его значение в мировой космонавтике, я хотел бы отметить такой факт: в парижском Центре Помпиду в части экспозиции «Космонавтика», посвященной до­стижениям СССР и России, было только два экспоната: фотография Гагарина и СПД Морозова.

Весьма активно развивается направление плазмен­ных технологий, связанное с упрочнением материалов. Так, упрочнение поверхности материалов (например, кромки режущих инструментов) с помощью плазменных технологий может повысить их износостойкость не про­сто в несколько раз, а на порядок. Это делается с помо­щью разработанной в Курчатовском институте техноло­гии ионной имплантации для упрочнения материалов режущих инструментов, которая была одним из первых в нашей стране нанотехнологических проектов, вне­дренных в производство в научно-производственном объединении «Сатурн».

 - Получается, нанотехнологии в какой-то степени тоже можно считать производной плазменных тех­нологий?

—  Многие нанотехнологии базируются на плазменных методах, потому что такие методы, а также методы газо­вого разряда, ионного распыления — это одни из лучших способов создания нанообъектов. Большинство объек­тов. которые потом стали предметом изучения нанотех­нологий, например фуллерены или нанотрубки, можно синтезировать в плазменных разрядах с углеродосодер­жащими электродами, и наоборот: используя газовый разряд и осаждая распыленное вещество в плазме на по­верхности материала, можно достигать нужного покры­тия — очень тонкого, с заданными свойствами.

Или, например, импульсная магнитная сварка — тех­нология, которая тоже вышла из стен Курчатовского ин­ститута. Она позволяет крепко сварить между собой ма­териалы, которые не скрепляются никаким другим спо­собом или свариваются с трудом: медь или алюминиевые сплавы с нержавеющей сталью, титаном, цирконием или с неметаллами. Подобные соединения нужны для реше­ния специальных задач в космической промышленно­сти, в физическом эксперименте и в медицинском обо­рудовании. Такая технология тоже уже вышла из стен нашего института в промышленность. Еще одна, не ме­нее инновационная технология, которая необходима для создания новых материалов, — спекание (компактирование) порошков импульсным полем.

Хотелось бы упомянуть еще абсолютно неожиданную область наноматериалов, которая имеет самое непосред­ственное отношение к термоядерному синтезу. Под воз­действием плазмы происходит эрозия конструкционных материалов токамака, и после работы термоядерной уста­новки на ее стенках возникают наноразмерные структу­ры — нанопорошки или нанопленки, а также интересные объекты, имеющие вид полых нанокапсул. Потенциаль­ное применение таких объектов настолько широко, что

трудно себе представить. Например, это могут быть кап­сулы для адресной доставки лекарственных препаратов к больному органу, что очень востребовано медициной, а нанопленки могут быть использованы в качестве нако­пителей и поглотителей газов, т.к. они хорошие адсорбе­ры. Это важно уже для водородной энергетики.

—  О водородной энергетике много говорят и диску­тируют в последние годы. Но неужели и она тоже вы­росла из плазменных технологий? Насколько акту­альны сегодня исследования в области водородной энергетики?

—  Водородная энергетика— это самостоятельная об­ласть альтернативного (относительно углеводородов) то­плива. Ее появлением мы во многом обязаны плазмо- химии, а плазмохимические процессы, в свою очередь, действительно, начали развиваться как побочная ветвь термоядерных исследований. Плазменный разряд обла­дает некоторыми свойствами, позволяющими проводить такие химические реакции между веществами, которые в нормальных условиях невозможны.

Одни из первых плазмохимических установок в на­шей стране были созданы в Курчатовском центре, в его составе было сформировано целое подразделение, где ученые занимались сложными масштабными плазмо­химическими процессами. В частности, это разложение диоксида углерода с получением кислорода, реакции связывания азота, а также получение водорода.

На мой взгляд, понятие «водородная энергетика» не вполне корректно и употребляется, скорее, для мас­сового понимания. Все-таки энергетика — это промыш­ленность, которая производит энергию. Водородная энергетика— это в некоем смысле конфликт слов, по­скольку, для того чтобы, сжигая водород, получить энер­гию, надо сначала этот водород добыть. Производство во­дорода само по себе требует энергетических затрат, по­этому водород— не столько источник энергии, сколько энергетический агент.

В этом контексте производство водорода— важная самостоятельная задача. Для его активного использо­вания нужны соответствующие технологии производ­ства, хранения и транспортировки, и только потом мож­но говорить о применении водорода для различных це­лей. На сегодня известно несколько способов получения и хранения водорода. Этот газ можно извлекать из воды путем электролиза, можно из углеводородов, из того же метана путем конверсии и из биомассы. Его можно хра­нить и транспортировать в баллонах в газообразном или жидком виде, но это малоэффективно и очень взры­воопасно. Выгоднее хранить водород в виде каких-ли­бо химических соединений или используя углеродные наноструктуры, причем не только уже известные на­нотрубки, но и так называемый наномох— пористую разветвленную наноструктуру, способную адсорбиро­вать газ и накапливать его в больших количествах.

Быть или не быть?

—  Можно ли говорить о том, что за 60 лет исследова­ний в области УТС побочных продуктов и технологий оказалось больше, чем результатов, относящихся не­посредственно к термоядерной реакции?

—  Не соглашусь. Прогресс в термояде не только есть, он едва ли не самый быстрый, если сравнить его с весьма динамично развивающимся направлением техники — компьютерным. С помощью несложных расчетов мож­но показать, что прогресс в термояде идет быстрее, чем прогресс в области компьютерных технологий, описы­ваемый законом Мура.

Достоинства термоядерного реактора давно известны. Это значительно более безопасная технология сточки зрения не только экологии, но и некоторых явных угроз, например угрозы терроризма. Если террорист взорвет термоядерную станцию, то плазменный разряд просто погаснет. Физикам известны малонейтронные и безней- тронные термоядерные реакции, которые требуют зна­чительно более высоких значений параметров плазмы по сравнению с ITER.

Сегодня достоинства термоядерной энергетики оче­видны, доказаны, история развития УТС подошла к тому моменту, когда во всем мире серьезно рассматриваются проекты строительства термоядерных станций.

—  Какова цена такой безопасной и экологически выгодной энергетики?

—  ITER по оценкам 2011г., будет стоить примерно $17 млрд. Не исключено, что эта цифра вырастет к 2020 г., хотя все страны-участницы этому усиленно сопротивля­ются. Обычная атомная станция в настоящее время сто­ит примерно $700 млн в пересчете на один гигаватт те­пловой мощности (имеется в виду только строительство). В этом смысле ITER проигрывает АЭС. Но при этом толь­ко на разработки в области нефтяной промышленно­сти (даже не на добычу) тратится более $100 млрд в год. И совсем бессмысленно сравнивать эти суммы с затра­тами на военные действия в мире. Известно, что вой­на в Ираке обошлась в S750 млрд (по оценке Пентагона 2009 г.). По заявлению президента США Барака Обамы, в 2011 г. военные действия в Афганистане стоили пример­но $130 млрд в год, т.е. год войны в Афганистане — это во­семь термоядерных реакторов, подобных ITER.

—  Напрашивается вопрос: почему до сих пор нет этого неиссякаемого источника энергии? Когда мы от теории перейдем к практике? Казалось бы, все ус­ловия для этого есть — технологи, финансы.

—  Это самый серьезный вопрос, но я бы сформулировал его так: нужна ли термоядерная энергия современному человечеству? В настоящее время термоядерная энерге­тика человечеству не нужна. Вернее, оно не готово к это­му, прежде всего ментально. Эта отрасль просто не спо­собна сейчас занять соответствующую экономическую нишу: нет механизмов, которые вынудили бы нефтяные и другие добывающие компании отказаться от мгновен­ной и постоянной прибыли и отдать термоядерной энер­гетике соответствующий участок рынка.

Но это абсолютно не означает, что не стоит дальше развивать термоядерные технологии и ждать, пока в них не возникнет реальная необходимость. Эти технологии чрезвычайно сложны, и только многолетние системати­ческие усилия человечества позволят ему подготовиться к ситуации, когда в такой энергии возникнет реальная необходимость. А подобная ситуация возникнет обяза­тельно. и тогда придется немедленно взяться за практи­ческую реализацию термоядерной энергетики.

Мы с вами говорили о том. что работы по ядерному синтезу привели к развитию такой науки, как физика плазмы, продуктом которой, в свою очередь, стали плаз­менные технологии. Сейчас идет обратный процесс. Развитие и совершенствование плазменных технологий требует дальнейшего развития физики плазмы и в том числе термоядерных исследований.

Единственный нобелевский лауреат, получивший эту премию за плазму («за фундаментальные работы и открытия в магнитной гидродинамике и плодотвор­ные приложения их в различных областях физики», 1970 г.). — шведский физик Ханнес Альфвен. Очевидно: пока термояд не будет реализован, никаких Нобелевских премий в области физики плазмы ждать не стоит.

—  Нужно ли столь же активно продолжать исследо­вания в области УТС, с не меньшим энтузиазмом, чем в начале пути, 60 лет назад?

—  Фраза Гегеля «Все разумное— действительно» уже неоднократно проверялась практикой. Возьмем дея­тельность японской инженерии конца 1970-х— начала 1980-х гг. Девизом японцев было утверждение: каким бы фантастическим или бессмысленным ни казалось изо­бретение, если оно может быть создано— оно должно быть создано, ведь, возможно, оно найдет свое примене­ние. То же самое я бы сказал про термоядерные исследова­ния. Если термоядерный синтез не запрещен фундамен­тальными физическими законами, он должен быть реа­лизован. Вспомним: когда создавалась первая атомная станция, ни о каком экономическом выигрыше от про­изводства электроэнергии на АЭС и речи быть не могло. Опасность, которую представляла первая атомная стан­ция, несопоставима с тем, чего мы ожидаем от термоядер­ной электростанции. Сегодня ведущие мировые страны уже не могут обойтись без атомной энергетики, поэтому я не сомневаюсь, что термоядерные исследования следу­ет продолжать. Кроме того, это интересная физика, но­вые технологии с реальной и конкретной пользой. Нель­зя забывать и о политическом значении термояда. Только сильные, смотрящие вперед державы развивают термоя­дерную программу. И наоборот: страна, не участвующая в термоядерных исследованиях, сегодня автоматически считается страной третьего мира. Россия и Курчатовский институт занимают достойное место в этой области. ■

Беседовала Олеся Пенкина

Хочешь всегда знать и никогда не пропускать лучшие новости о развитии России? У проекта «Сделано у нас» есть Телеграм-канал @sdelanounas_ru. Подпишись, и у тебя всегда будет повод для гордости за Россию.