Волгодонская мебель целит в Европу

«У мебельной отрасли сейчас уникальная возможность»

Волгодонская мебельная фабрика «Алмаз» прошла полную модернизацию между кризисами 2008 и 2014 годов — с целью конкурировать с иностранцами на внутреннем рынке. Но падение рубля выводит её продукцию на рынок Европы, о котором до 16 декабря прошлого года не приходилось и мечтать

Фабрика «Алмаз» несколько раз фигурировала в нашем рейтинге южных компаний-«газелей». Компания в целом уже прошла этап бурного роста, за десять лет проскочив путь от малого предприятия, на котором пять человек собирали кухонные «уголки» из доставшейся в результате бартерных расчётов древесно-стружечной плиты, до современного производства в почти тысячу человек, сконструированного по итальянскому лекалу. Сергей Змиевский, собственник группы компаний, объединяющей как производство, так и собственную сеть распространения, — человек, в классическом смысле слова сделавший себя сам. Не имея высшего образования, сразу после армии в конце девяностых он начал вместе с отцом заниматься бизнесом — поначалу строительным. Затем оказался в ситуации, типичной в девяностые для Волгодонска — советского центра деревообработки. Волгодонский комбинат древесных плит в период денежного кризиса со многими рассчитывался своей продукцией — и мысль заняться сборкой мебели пришла в голову не только Змиевскому. По разным оценкам, количество предприятий в Волгодонске, занятых в мебельном производстве, составляет не менее 70. Среди них ряд федеральных брендов. Сегодня к ним относится и «Любимый дом» — под этой маркой работает фабрика «Алмаз». Её особенная история — в терпеливом инвестировании в собственные конкурентные преимущества. Сергей Змиевский увидел главное: налицо дешёвые качественные материалы из Китая, отлаженная европейская технология и большой российский рынок. Воспользоваться естественными преимуществами на нём можно было только подняв производительность труда до среднеевропейских отраслевых показателей. «Алмазу» это удалось — система управления производством на предприятии сейчас позволяет отследить по штрих-коду на каждом изделии этап его производства на конвейере. Фабрика работает круглосуточно, выдавая в месяц продукции на 240 млн рублей. Сергей Змиевский считает, что сегодня, несмотря на потребительский посленовогодний спад, у российских мебельщиков уникальная возможность — ослабление рубля сделало их продукцию интересной в Европе. И никакие санкции тут роли не играют — европейцы просто считают деньги.

Открытие Европы

— Мне региональный руководитель банка ВТБ, с которым вы работаете, рассказал, что у вас сейчас активизировались переговоры с Европой. Это правда?

— Я каждый год участвую в Международной мебельной выставке в Кёльне и вижу, что наша продукция по качеству близка к европейскому уровню. Но по старому курсу евро стоимость нашего продукта плюс стоимость логистики в сумме давали цену примерно такую же, как на европейскую мебель. Поэтому там не особо обращали на нас внимания — мы, в конце концов, новая российская компания. Но в прошлом году рубль обвалился, а цены на рынке остались прежними — и ситуация для нас поменялась.

В материальных расходах, которые составляют 51 процент себестоимости нашей продукции, 30 процентов — это импортное сырьё. После пересчёта курса удорожание продукции составило 17−18 процентов. Мы произвели плавное повышение цен, но при этом наша цена сегодня на 30−35 процентов ниже, чем у европейских производителей. Если спальный гарнитур классического стиля у европейцев стоит порядка тысячи евро, без учёта логистики и НДС, то наш аналогичный гарнитур будет стоить 600−650 евро без НДС. При этом на европейский продукт в России будут накручены таможенные пошлины — ещё около 15 процентов. А наш продукт, который идёт в Европу, пошлиной не облагается. Это хорошее преимущество, и это, я считаю, чистой воды импортозамещение. Более того: наш продукт стал интересен с точки зрения цены и на Западе, и никакие санкции на это не влияют. Коммерсант смотрит на доходность: сможет он заработать на этом товаре или нет, и политические факторы здесь роли не играют.

В прошлом году Минэкономразвития предложило мебельщикам объединиться и сделать «Русский двор» на кёльнской выставке: раньше ведь наши стенды располагались разрозненно. Необходимо было принимать решение об участии в мае, и мы согласились, с условием, что министерство оплатит нам участие. Но когда в августе мы обратились к ним с вопросом об организации, нам сказали: не получается, ребята. И вышло так, что и министерство отказалось поддержать, и когда мы обратились сами, места уже были заняты. Мы поехали туда как посетители. И раньше я, как участник, бегал за ритейлерами, уговаривал их. А тут наступил декабрь, когда произошли известные события на валютном рынке, и на этой выставке руководители крупных сетей останавливали меня и говорили: «Сергей, заходи на наш стенд, давай вести переговоры». Мне, в частности, назначили встречи некоторые известные европейские компании, которые пока не хочу называть. Но прислали контракт на английском языке, мы начали его изучать. После выставки мы полетели в Белград, где один отель заинтересовался нашей продукцией, сейчас идут переговоры.

— До этого экспорт вообще присутствовал в общем объёме продаж?

— Да, 10−15 процентов в общем объёме продаж — это были, в основном, Казахстан, Беларусь, Украина. Сейчас нам не столько нужны объёмы поставок на дальнее зарубежье, сколько возможность заявить о себе. Чтобы нас попробовали, пощупали. Когда я заходил в Казахстан, объём продаж у меня был миллион рублей: сейчас в этой стране у меня до 35−40 миллионов рублей в месяц.

— А в России сейчас появились новые возможности? Та же ИКЕА сотрудничает с местными производителями, и цены там ощутимо поднялись.

— Это потому что ИКЕА сотрудничает в основном с производствами из Литвы, Латвии, то есть с той же Европой. Нам с этой сетью сотрудничать невыгодно: ты держишь объём, но прибыль минимальная. Мы работаем с сетью Hoff, у меня хороший контакт с руководством. Мы сделали для них линейку мебели в стиле «прованс», и это был успешный опыт. Цена получилась на 40 процентов ниже, чем у французов.

— Какова у вас динамика выручки в прошлом году?

— Плюс два процента по выручке и минус процент по отгрузкам, а с учётом подорожания продукта и инфляции — минус шесть процентов. В 2015 году пока, в первом квартале, идём с плюсом, но что будет во втором — не знаю. У нас 150 форматных магазинов под названием «Любимый дом», из них 40 в собственном управлении, 110 — в дилерском. Там мы можем контролировать продажи, и в последнее время там явно выражена динамика падения продаж. Непонятно, как рынок поведёт себя после декабрьского всплеска, когда мы продали два месячных объёма.

— То есть сейчас импортозамещение может стать реальным способом сохранения доли на рынке?

— Мне кажется, импортёры в нашей отрасли будут завозить товар с Запада до последнего. Станут сидеть в своём магазине, пытаясь продать то же, что продавали в прошлом году. Я даже думаю, что кто-то попытается завезти ещё партию, по новым ценам. А вот посидит пару месяцев по нулям, и начнёт задумываться. И посмотрит вокруг себя, поняв, что придётся либо закрыться, либо поменять профиль магазина, либо искать поставщика, который заместит импорт.

— Что вам надо сделать, куда зайти, чтобы поддержать объём продаж? Как вообще развиваться в нынешних условиях?

— Смотрите — наши инвестиции в фабрику закончены. Мы очень много вложили в производство в последние пять лет, в декабре завершили строительство собственного логистического центра, который распределяет товар по всей России. У нас очень хороший парк современного оборудования, высокий показатель выработки на человека, в сравнении со средним по отрасли. Всего у нас в стране 14 собственных оптовых баз и 24 — вместе с дилерскими. Так что оптовое направление у нас закрыто, и по России, и в ближнем зарубежье.

Мы стараемся не кредитоваться. Я думаю, что именно вследствие этого какая-то прибыль будет. С окончанием строительства логистического центра инвестиции в фабрику больше не нужны, и я думаю, что всю прибыль надо направить на развитие розничных каналов. Мы можем себе позволить в два раза увеличить сеть, и это очень мощный рывок, потому что я предполагаю, что рынок одновременно с этим сожмётся в два раза. А я, таким образом, как минимум останусь в прежних объёмах.

По данным Ассоциации мебельщиков России, доля импорта на нашем рынке в 2014 году составляла 57 процентов. Это и столы, и стулья, и металл, и матрасы, и прочие товары, при этом доля корпусной мебели в этом объёме — порядка 30 процентов. В этих 30 процентах доля нашего присутствия на рынке — не более 2 процентов. Представляете, на какие цифры может выйти импортозамещение здесь, даже если увеличить своё присутствие на 1 процент? Это могут быть показатели, на которых даже не хватит мощностей фабрики.

— А каковы сейчас ваши мощ­ности?

— На сегодняшний день мы производим продукции примерно на 220−250 миллионов рублей в месяц, продаём столько же. Мы не пострадали от подорожания сырья, потому что закупили его на три месяца вперёд. Это может стать либо нашим конкурентным преимуществом, либо дополнительной прибылью.

• 
• Сергей Змиевский

Два месячных объёма за декабрь

— В чём конкурентные преимущества вашего произ­водства?

— Предприятие проектировала итальянская компания BESSE, инжиниринг мы делали по системе управления фабрики Scavolini, ставили такое же оборудование и систему управления предприятием. Дизайн отчасти берём оттуда — на предприятии работает несколько итальянских дизайнеров. Я посмотрел около 40 немецких и итальянских фабрик и понял, что стоимость нашей электроэнергии, рабочей силы и наше налоговое законодательство позволяют делать такой же точно продукт, только дешевле. Не хватало только производительности труда. Поэтому было принято решение выводить объёмы выработки на человека максимально близко к европейскому уровню. Честно говоря, я был настроен на противостояние импортным товарам ещё лет пять назад, когда принимал решение строить фабрику. Я старался конкурировать даже при старом курсе. Ни о каком экспорте тогда и речи не могло быть, потому что логистика у нас была выстроена неверно, а сейчас, я считаю, у отрасли есть уникальная возможность.

Единственный риск сегодня — это покупательская способность, которая снижается, и предметы длительного пользования будут покупать реже. Но при этом сокращается рынок импорта, уходят с рынка закредитованные компании. Кто бы что ни говорил, а когда я звонил, имея в балансе два миллиарда, управляющему банком, мне предложили кредит под 19 процентов. Все говорят, это подарок — в основном ставки для бизнеса составляют около 25−30 процентов. Представляете, какой будет цена товара, если наложить такую ставку на себестоимость?

— Когда в декабре рухнул рубль, многие покупатели обратились к отечественным производителям, и стало понятно, что те не справляются: сроки поставки мебели могли составлять до двух месяцев — и то гарантии не было. Вы готовы были к такому всплеску?

— В какой-то момент в декабре мы просто остановили продажи. Запретили продавать без предоплаты и перекрыли интернет-канал продаж. Мы понимали, что фабрика не справится, и мы себе же сделаем хуже. В декабре фабрика продала два месячных объёма. Но мощности предприятия всё же не бесконечны, больше мы не смогли бы сделать, люди не получили бы заказ вовремя. Мы сегодня осуществили все поставки: может быть, не закрыли заказы во Владивостоке из-за транспортного плеча. Всплеск был такой мощный, что если бы мы не остановили торговлю, то продали бы на миллиард. А у нас годовой объём продаж — 2,2 миллиарда рублей. Пришлось бы ещё полгода работать на отработку этих заказов — мы просто получили бы массу недовольных клиентов.

— Как ставить задачи в области дизайна? Как понять, что разрабатывать?

— Существуют определённые тренды, которые прослеживаются на отраслевых выставках в Милане, Кёльне, Москве, Гуанчжоу. Я как-то летел на выставку в Милан, сел в самолёт, а там 80 процентов пассажиров — китайцы. Я ещё подумал, что перепутал с шанхайским рейсом. Все сидят с хорошими фотоаппаратами. Успешные бренды выставляют на мебельных салонах то, что будет в тренде: цветовые решения, форму, прочее, и их задача — запечатлеть это. Ни для кого не секрет, что успех китайской экономики в том, что они очень быстро умеют копировать.

Во время кризиса надо расширять присутствие

— Вы с чего начинали до того, как заложить мебельную фабрику?

— Мы с отцом основали компанию в 1995 году как строительную. Работали подрядчиком Ростовэнерго, и в то время денег нам не платили, была система взаимозачётов, расплачивались энергорублями. И одно из энергоёмких предприятий — Волгодонской комбинат древесных плит (ВКДП) — расплатилось с нами своей продукцией. Был выбор: либо продавать плиту с дисконтом, либо перерабатывать. И мы в 1997 году начали перерабатывать, организовав производство на самодельных станках. В компании на тот момент работало пять человек, которые произвели 200 кухонных уголков. Развезли их по торговым точкам всей Ростовской области и стали ждать. Продаж не было. До тех пор, пока 20 августа 1998 года не случился такой же точно кризис, какой произошёл сейчас. И в один день все уголки были распроданы, и мне позвонили, сказали: «Приезжай за деньгами и привези ещё мебели». Вот с этого момента и можно начинать отсчёт истории компании.

В то время «челноки» привозили много польской мебели, и когда доллар взлетел, произошло то самое импортозамещение. В 2000 году я приобрёл первый импортный станок, заплатив 12 тысяч долларов, и мне казалось, что я потратил безумные деньги. В 2001 году я взял мини-линию за 120 тысяч долларов — и это были вообще нереальные деньги для меня. А в 2011 году мы начали модернизацию, и в компанию было инвестировано около 25 миллионов долларов. Когда мы начали покупать первые итальянские станки, мы ездили, смотрели не только станки, но и то, как на них работать. Мы считаем, что соединили европейские технологии, дешёвые китайские материалы хорошего качества и русскую смекалку в управлении. В результате получили недорогой продукт вполне европейского уровня.

— А как вы прошли кризис 2008 года?

— В 2008 году компания была уже на объёмах 100−120 миллионов рублей товарной продукции в месяц, но мы ещё не провели модернизацию, и работало несколько полуавтоматических линий с ручной переноской. И кризис 2008 года провалил нас так, что мы в январе 2009-го полностью остановили фабрику. Это вынудило меня сесть в самолёт, открыть новосибирское представительство, отделения в Алма-Ате и Астане, укрепить присутствие во Владивостоке. Я тогда заключил контракт с местным ритейлером, «Империя мебели», у которого 50 магазинов в Приморье. Открыл представительство в Беларуси. Я тогда делал то же, что делаю во время каждого кризиса: во время сужения рынка расширяю присутствие. В марте того года я уже вернул объёмы на прежний уровень, и фабрика начала работать. Кризис был коротким, и в 2010 году стрельнуло так, что мне стало не хватать мощностей. Тогда и было принято решение вкладываться в автоматизацию производства. После этапа модернизации пришло время налаживать логистику, и 31 декабря прошлого года мы закончили строительство логистического центра. А после 16 декабря мы получили деньги разом и отовсюду — сразу  же рассчитались со строителями. Так что меня кризисом не напугать. Кризис — это всегда возможности. Всегда есть слабые компании, у них дела будут идти не очень хорошо. А мы, даже если будет перепроизводство на рынке, расширим присутствие и распродадим продукцию. Как бы не пришлось увеличивать мощности через два-три года.

Движение в средний сегмент

— Какие задачи позволит решать логистический комплекс?

— Это логистический комплекс класса, А на 17,5 тысячи квадратных метров. Только для собственных нужд. У нас была другая площадка — несколько складов и куча кладовщиков. Здесь установлена автоматическая система управления, которая обеспечивает адресное хранение. У грузчика гаджет, который ведёт его как навигатор, — показывает, где найти такой-то продукт. Склад позволяет хранить товаров на 500 миллионов рублей — это почти двухмесячный объём. Мы в этом году планируем добиться доставки продукции до покупателя за 36 часов. Поэтому на складе в любой момент должна быть вся линейка продукции, которую мы производим. Система следит за высотой стопки хранения. Как только стопка тает, программа реагирует, посылая заказ на производство — производство делает выпуск. Получается, логистический центр регулирует загрузку производства. У нас четыре выгрузки в день, после каждой поступает информация. Региональные склады устроены по тому же принципу — они меньше по размеру, но технологически оборудованы так же.

— Мне называли от 70 до 120 мебельных компаний, которые работают в Волгодонске. Почему здесь сложился такой мебельный кластер?

— Потому что был ВКДП — в начале рыночных отношений все брали его плиту. У одного предпринимателя получилась успешная история, другие посмотрели и тоже пошли по его пути. Только у меня было пять или шесть компаний-последователей. Но сегодня время «уголков» и дешёвой мебели прошло: люди смотрят в первую очередь на дизайн. И будет продаваться то, что делалось в Европе, но — за разумные деньги. Теперь все будут думать о том, как сделать жильё красивым. Наша фабрика работает в сегменте между средним и нижнеценовым — и в нём безумная конкуренция. Комбинат древесных плит сам делает мебель, и как с ним может конкурировать маленькое производство, не имеющее собственного сырья?

Я начинал с дешёвого сегмента, сам был дилером и очень много продавал продукции ВКДП, поднимая параллельно производство своих «уголков». Потом принял решение развивать марку «Любимый дом», поначалу было очень тяжело. Теперь я понимаю, что мне повезло. Любой кризис заставляет руководителя принимать нестандартные решения, идти и чего-то добиваться.

— Что у вас происходит с ассортиментом, насколько он широк и в какую сторону эволюционирует?

— Мы развиваемся в сторону среднего ценового сегмента. В этом году запускаем производство пенополиуретана. Эта технология позволяет делать ножки, спинки, зеркала из искусственного резного дерева в классическом стиле. Я двигаюсь прямиком в средний ценовой сегмент, потому что в дешёвом конкурировать с сырьевиком невозможно. Сейчас политика государства направлена на поддержку среднего и малого бизнеса, будет появляться средний класс, а средний класс достаточно избалован — он был за границей, видел, как люди живут, он не станет покупать мебель низкого качества. Он купит на 3−5 тысяч дороже, но красивую вещь. Итальянская спальня при нынешнем курсе евро будет стоить порядка 210 тысяч рублей. А моя — в рознице 120 тысяч. При одинаковом качестве исполнения и внешнего вида.

— Вы занимаетесь продвижением? Или товар сам себя продаёт?

— Я очень много езжу по стране — посещаю магазины, дома практически не живу. Я вижу, какой продукт нужен. Возвращаясь с рынка или выставки, я сажусь и пишу техническое задание на изготовление. Если что-то сделать не получается, вызываю специалистов из Италии и дооснащаю линию оборудованием, чтобы можно было изготовить требуемый продукт. Ездить надо обязательно: будешь знать рынок — будешь в тренде. Если я покупаю оборудование за пять миллионов евро, то просто обязан знать такие вещи. Потому что если куплю не то, что надо — обанкрочусь.

Кстати, а вы знали, что на «Сделано у нас» статьи публикуют посетители, такие же как и вы? И никакой премодерации, согласований и разрешений! Любой может добавить новость. А лучшие попадут в телеграмм @sdelanounas_ru. Подробнее о том как работает наш сайт здесь👈